Мистические тайны Бутырки

Это самая загадочная и самая знаменитая тюрьма России. Не зарекайтесь от нее, гласит народная мудрость. И уж тем более не пытайтесь разгадывать ее старые и новые тайны — целее будете. Сегодня каждый любопытствующий может узнать про Бутырку все. Ну, почти все. Например, то, что построили ее в екатерининские времена на территории одноименного хутора.
В стране, полагала любвеобильная царица, было неспокойно и острогов не хватало. Тогда никому в голову не приходило, что в двадцатом веке Бутырка окажется в самом центре Москвы — на пересечении Тверской и Новослободской. Однако городской пейзаж она вовсе не портит.

Само здание спроектировал не кто иной, как великий зодчий Матвей Казаков, подаривший нам и Сенатский дворец в Кремле, и Царицыно, и Петровский Путевой дворец. Посему на стене знаменитой тюрьмы висит именная доска: «Памятник архитектуры XVIII века, охраняется государством». Четыре знаменитые башни Бутырки до сих пор носят старинные названия — «Пугачевская», «Полицейская», «Северная» и «Часовая». И построены они, точно лабиринт Минотавра: если не знать правил, так и будешь ходить по кругу до умопомрачения.

Кровавая история

Первым знаменитым постояльцем острога стал главный «злодей» екатерининской эпохи — Емелька Пугачев, просидевший там до самой своей казни в январе 1775-го. Именно после его дела к Бутырке плотно приклеилось прозвище «Катьки-на тюрьма». А потом кто только там не сидел! Террорист и поэт Иван Каляев, психопат-революционер лейтенант Шмидт (Остап Бендер не мог вспомнить его имени, а звали героя Николаем), Владимир Маяковский, а также Нестор Махно и Феликс Дзержинский — тогда еще соратники, позже оказавшиеся по разные стороны баррикад.

В годы, когда, согласно мнению вождя народов, по мере строительства социализма классовая борьба начала разгораться, подвалы и камеры Бутырки буквально трещали от перенаселения. Хотя освобождали «врагов» довольно оперативно — ни в одной тюрьме СССР не проводилось столько расстрелов… Когда в эту тюрьму попал Александр Солженицын, он начал писать некий роман, который потом уничтожил.

Как вспоминает его жена, повествование было слишком непонятно читателю. Ощущения находящегося в камере Бутырки трудно описать нормальным человеческим языком. «Его просто признали бы сумасшедшим», — объяснила Солженицына решение писателя. Одним словом, прошлое здешние застенки имеют богатое и зловещее. Однако самые страшные их тайны открываются только изнутри. Не знаю, к худу или к добру, но мне довелось с ними ознакомиться, что называется, из первых рук.

Брат за брата

Так случилось, что в лихие 90-е мой двоюродный брат Костя оказался под следствием. И даже попал за решетку. Хотя он мне, как говорят французы, всего лишь кузен, я всегда считал его братом. Все детство мы были вместе: летом в деревне у бабушки, зимой ездили друг к другу в гости. Делились своими пацанскими секретами, ловили рыбу, гоняли на великах, играли с деревенскими девчонками в картошку и вышибалы. Позже синхронно поступили в институты, почти одновременно женились и обзавелись детьми.

Но если я продолжал отчаянно цепляться за никому не нужную карьеру научного медработника, Костик ушел в бизнес. А какой в те годы бизнес был без криминала? К тому же и выпивать он стал сверх меры; короче, за решетку Костя попал по глупости и роковому стечению обстоятельств: поехал договариваться с нерадивым компаньоном, имея в кармане ствол. Да еще и таксисту поведал, что, мол «щас фраера тряханет». Там его и взяли со «шпалером» наперевес. Шили вооруженное ограбление, да еще и в нетрезвом виде. Тянуло на много. Конечно, мы с родственниками и адвокатом пытались вызволить бедолагу. А я ездил к нему на свиданки, тогда и познакомился с Бутыркой, где брат ждал суда.

Там духи бродят…

Честно говоря, сам тюремный комплекс на меня особого впечатления не произвел: Владимирский централ и питерские «Кресты» выглядят более внушительно, прямо-таки подавляют мрачно-торжественным видом. Мне рассказывали, что «Белый лебедь» и «Черный дельфин» вообще представляют собой ужасающее зрелище, не для слабонервных. Бутырка в этом смысле ничем особенно не отличается. В то же время сказать, что, переступая ее порог и заполняя необходимые для визита документы, испытываешь радость, — тоже большое преувеличение.

Брат мой Костя, вопреки ожиданиям, выглядел неплохо. Я не увидел на нем ни синяков, ни выбитых урками зубов. Разве что чуть похудел. И в глазах плескалась тоска.

— Кость, ты как? — неловко поинтересовался я. — Да все нормально. Страшно только. Очень страшно здесь, Миша! Я чего только не подумал тогда! Прежде всего, что сидит наш незадачливый бизнесмен в одной камере с бандюгами и отморозками всякими, да еще менты-садисты над ним изгаляются. — Что, Кость, чем могу помочь? — спрашиваю. — Ничем, братан. Это она — Бутырка. Ее духи. Они давят. Скорей бы срок и — подальше отсюда.

Честно говоря, я и сам испытывал некое странное чувство, проходя по бесконечным коридорам старой тюрьмы. Казалось, будто за мной кто-то наблюдает, даже следит. Кто-то невидимый, но вездесущий. Всемогущий и непонятный. Тогда-то я в первый раз и задумался: а что это вообще за тюрьма такая — Бутырка?

Голоса и сны

Я частенько захаживал к брату, старался поддержать как мог. Надо заметить, держался он стойко — не жаловался, не раскисал, не просил лишнего. А меня все больше интересовало это странное место, особенно после одного случая. Как-то после очередного свидания с братом я вышел за ворота Бутырки и вдруг почувствовал на себе тяжелый взгляд. Подняв глаза, увидел в нескольких шагах молодую, но сильно потасканную женщину, молча смотревшую на меня в упор. Не знаю почему, но я подошел к ней.

— Выпить есть? — спросила незнакомка хрипловатым голосом. Словно загипнотизированный, я отправился с ней к ближайшему ларьку и купил чекушку водки.

— У тебя там кто? Жена? Друг?-она кивнула в сторону тюрьмы и сделала знатный глоток. — Брат! — ответил я. — Понятно. А я просто живу рядом. Хотя жизнью это не назовешь. Мы с Павлом только поженились и переехали в доставшуюся от бабки однушку. Вон наши окна, — она показала на серое строение через дорогу. — И, знаешь, сразу начался ад: голоса по ночам, страшные сны, головные боли, галлюцинации. Невыносимо! Я даже к цыганке ходила, к гадалке. И она говорит: уходите из своего дома, немногие могут сопротивляться Бутырке. Высосет всю вашу душу тюрьма, оставит пустышками, резиновыми пупсами. И будет уже поздно. Так и сказала. Павел и впрямь ушел. Уехал. А я осталась. Квартиру жалко было оставлять. Стала боль и ужас бухлом глушить, а теперь вот и заснуть не могу без этого пойла. У нас, кстати, сосед также мучился, а потом из окна шагнул… — Может, тебе тоже уехать? — Нет, Бутырка меня не отпустит. Слушай, купи еще водки, можешь? Я купил.

Омут, бездна и… удача

Неуловимые страхи Бутырки все больше овладевали мной, из головы не шли и слова брата о невидимых узниках, что никак не могут покинуть мрачные коридоры тюрьмы. Свидания у нас были непродолжительными, и я долго не решался на досужие расспросы. И правда, не хватало еще ему развлекать любопытного родственника с воли байками про свое узилище. Но однажды все-таки не сдержался, спросил, что он имел в виду, говоря о призраках старинной тюрьмы. И Костя заговорил — так, словно только и ждал сигнала выговориться, разделить с кем-то ужас проклятого острога. Начал с того, что, по слухам, с давних пор еще про бутырские земли шла дурная слава. Местные жители старались обходить их стороной. Считали, что они отмечены проклятием и способны кардинально изменить их жизнь, разумеется, не в лучшую сторону. Гиблого места избегали и православные крестьяне из соседних деревень, и татары-мусульмане из села Черкизово, и язычники-черемисы, служившие конюхами и извозчиками в Китай-городе. Все они отказывались везти туда желающих. А потом здесь построили тюрьму.

Коты (Кот — коренной обитатель тюрьмы)

С того момента стали свозить в Бутырку заключенных, которым пришлось страдать не только из-за неволи и тюремных порядков. У острога был свой дух, свои аппетиты. Может, поэтому в тридцатых годах прошлого века он стал не только местом массового заточения врагов народа, но и гигантским лобным местом. Сколько крови врагов народа здесь пролилось, не знает никто. Поговаривают, по коридорам ходить было скользко. А еще и какие-то таинственные эксперименты проводились. Вроде бы опыты по скрещиванию обезьян и людей… Не потому ли местные призраки так чудовищно верещат в ночи?

Многие здешние заключенные не просто слышали по ночам странные стоны и крики, но и ощущали в окружающей пустоте тяжелое дыхание и оборачивались на гулкие шаги за спиной. Находились и такие, кто уверял, что чудом спаслись от цепких рук невидимых злодеев. Кстати, если не в меру смелый заключенный пытается поднять на смех того, кто рассказывает о призрачных обитателях Бутырки, — ему не позавидуешь. Над этим здесь не шутят.

Хотя и сами духи четырех башен вполне могут покарать чересчур самонадеянного зэка. По словам брата, заключенный Сергей П., подозреваемый в серии разбойных нападений, крайне скептически относился к темным духам тюрьмы, где ему пришлось ждать суда. Но однажды сам столкнулся с тем, что перевернуло его представления о жизни и смерти.

Возвращаясь в камеру после свиданки, зэк стал объектом преследования со стороны сидельца из другой эпохи. Призрак хватал его за плечи, шептал адские угрозы, колол ножом. Насмерть перепуганный, он рассказал о своем ужасе лепиле-фельдшеру. Тот лишь рассмеялся… А простой подмосковный браток Серега, оказавшись в Бутырке, замкнулся в себе, перестал балагурить и задирать новичков, подолгу молчал, не реагируя на внешние раздражители, а по ночам, напротив, орал и стонал.

Сокамерникам он рассказал, что в одном из коридоров тюрьмы встретил старого зека в каких-то нелепых лохмотьях, густо заляпанных кровью. Кровь стекала и по рукам его, и по лицу. Старик пристально смотрел в глаза Сереги и горько улыбался, потом тоскливо затянул вполголоса жуткую «песню»… про «трансплантацию органов». И вдруг грозно потребовал у ошалевшего парня… печень. Бывалый «пассажир» в камере, выслушав эту историю, усмехнулся.

— Это Михалыч, — авторитетно заявил он, — его еще в 30-х здесь шлепнули, а печень — на опыты. По пересадке. Только тогда у чекистов ничего не получилось. А сколько народу погубили! — И что же теперь меня ждет? — со страхом спросил Серега. — Смерть с косой тебя ждет! — ответил авторитет. — Кто Михалыча узрел — тот, считай, покойник.

Вскоре Серега от ужаса ожидания вскрыл себе вены. Его откачали, а что потом с ним стало, никто не знает. Другой зэк подвергся нападению прямо на шконке — тюремной кровати, в Пугачевской башне. Ночью он почувствовал, как его душат, причем руки душителя выходили как бы из стены. Отбился. Потом глянул в зеркало — на шее остались следы, вроде как гематомы. Кто-то из братков посмеялся, а бывалые говорили: хорошо отделался — это Головкин, один из главных педофилов России.

Беги, пока молодой

А можно ли сбежать из Бутырки? Любой служащий скажет, что нет, но, как говорят итальянцы, «время — честный человек». И такое бывало. Первым беглецом стал якобы Железный Феликс еще в 1905-м, прямо накануне первой революции. Бежали и в советское время, но об этом никогда не рассказывали. В июле 1996 года из Бутырки впервые убежала женщина — на «рывок» пошла Наталья Сорокожердева 26 лет. Через три дня она была задержана на Дорогомиловском рынке Москвы, когда покупала морковь. В сентябре 2001 года из камеры смертников сбежали три особо опасных преступника, проковыряв ложками цементный пол до коллектора, из которого и выбрались на улицу.

Двоих задержали в Московской области через три недели, третьего — только в апреле 2003 года. Говорят, он до сих пор сидит в Бутырке, поскольку мистическим образом чувствует, если кто-то собирается покинуть тюрьму без надлежащего разрешения. Бежать отсюда пыталась и Жанна Агузарова, которая оказалась в здешней камере в 84-м. Но не пришлось: будущую суперстар сов-рока и так освободили.

Дети подземелья

По слухам, есть в Бутырке и таинственные подземные ходы: Екатерина якобы ездила по ним в тюрьму посмотреть на Пугачева. Каждый — как целая подземная улица, по которой и на карете, запряженной цугом, и на автомобиле можно проехать. Говорят, сам Иосиф Виссарионович Сталин в декабре 41-го, испугавшись понятно чего, планировал переждать лихие для страны времена. Брат мой, Костя, откровенничал: ты только бабки плати — и уезжай по подземным дорогам, куда твоя душа пожелает.

Только вот бабки очень конкретные нужны. В основном потому, что даже продажным тюремщикам страшно туда соваться. Заключенные уверены: где-то там навсегда замурованы самые страшные преступники. Например, кровавый российский маньяк, человек, имя которого стало нарицательным, — Андрей Чикатило. Засиженные зэки «Северной» утверждают, что никакого расстрела не было: слишком важным и интересным для психиатров оказался этот «экземпляр».

Якобы он до сих пор охотно рассказывает о своих «подвигах». Говорят, крики этого изверга мистическим образом доносятся до самых дальних камер тюрьмы, сводя сидельцев с ума. Хотя, возможно, исходят они не из подземелья, а из самого ада, где маньяку самое место. Так или иначе, правда о том, что на самом деле сталось с Чикатило, — последняя тайна Бутырки. Хотя не любят здесь это слово: те, кто находится в ее стенах, предпочитают говорить «крайняя».

P.S. Брат мой получил условный срок и из Бутырки вышел, но буквально за полгода сгорел от туберкулеза, который увязался за ним из старой тюрьмы.

Опубликовано: 07.02.2017