«Я — красная». Жизнь Айседоры Дункан в Москве в фотографиях и воспоминаниях

О трудностях, с которыми пришлось столкнуться легендарной танцовщице в советской России, испытаниях, выпавших на долю ее школы, и судьбах ее учениц — в совместном материале mos.ru и агентства «Мосгортур».

Айседора Дункан приехала в РСФСР в 1921 году по приглашению наркома просвещения Анатолия Луначарского. Известная танцовщица, которую боготворили во всем мире, не исключая Страны Советов, занялась тут созданием школы свободного танца. Дункан представляла себе тысячу танцующих девочек в просторных теплых залах. Она не сомневалась, что правительство поможет разрешить любые проблемы, в том числе и финансовые. Но в разоренной после революции стране это было невозможно.

Историю школы Айседоры Дункан сегодня хранит Московский государственный музей С.А. Есенина.

«Школа босоножек»

Особняк по адресу: улица Пречистенка, дом 20 на несколько лет стал местом постоянной прописки школы Айседоры Дункан. Узнав, кто жил в доме до нее, Дункан рассмеялась: «Кадриль, меняемся местами». Бывшей владелицей здания оказалась танцовщица Большого театра Александра Балашова, которая после революции эмигрировала из России в Париж и купила там дом, ранее принадлежавший Айседоре.

В первый год работы в «Школу пластического танца Айседоры Дункан» пришли сорок учениц от четырех до 10 лет — гораздо меньше, чем было в планах основательницы. «В трудные для страны дни она открыла школу-пансионат для детей рабочих и крестьян, приобщая их к труду, к учебе, к миру прекрасного. В школе воспитывали эмоция коллективизма, прививали навыки опрятности, обеспечивали питанием и одеждой», — писал о Дункан советский театровед Виктор Тейдер.

Обучение танцу по методике Айседоры Дункан начиналось с освоения самых простых элементов, прыжков, марша, бега и ритмичной ходьбы. День воспитанниц был целиком расписан: пластическая гимнастика, плавание, языки и, конечно, общие предметы. Курс обучения был рассчитан на 7 лет. Первый этаж школы был отведен под учебные классы и тренировочные залы, а второй — под спальни.

Воспитанницы, одетые в алые туники и хитоны, танцевали босиком — так что учреждение скоро прозвали «школой босоножек». Алый был любимым цветом Айседоры и часто присутствовал в ее сценических костюмах. Это особенно заметно по выступлениям после 1917 года: проникшись коммунистическими идеями, она размахивала красным шарфом и прямо со сцены заявляла: «I am red» («Я — красная»). Хитоны и туники помогали воссоздать атмосферу античного танца, в котором Дункан всегда искала наитие.

Нетанцевальные трудности

Обучение девочек и содержание школы полностью легли на плечи ее основательницы. Родители воспитанниц за занятия не платили, рассчитывать на государственную поддержку тоже не приходилось, и в итоге Дункан столкнулась с серьезными финансовыми трудностями. Продуктами школа могла гарантировать себя сама — после классов великая Айседора совместно с ученицами отправлялась во двор, где были разбиты овощные грядки. Сложнее было найти средства на одежду и хозяйственные нужды.

Дункан понимала, что деньги на реализацию своей мечты придется заработать самой, и в 1922 году отправилась в турне по США и Европе. Совместно с ней был и Сергей Есенин. Они познакомились в 1921 году в мастерской художника-авангардиста Жоржа Якулова, и между ними в один миг вспыхнула любовь. Есенин стал ее первым и единственным супругом.

Во время зарубежных гастролей школой занималась Ирма Дункан — единственная из шести усыновленных Айседорой учениц, отправившаяся вдогонку за матерью в красную Россию. Девушка решала административные проблемы и параллельно вела занятия. Ей помогал секретарь и переводчик Айседоры Илья Шнейдер, который позже стал супругом Ирмы.

Дункан и Есенин вернулись в Россию в 1923 году. От вчерашней страсти не осталось следа. Их супружество не выдержал испытания славой. За границей Есенин оказался не великим русским поэтом, а попросту «русским мужиком, мужем знаменитой, несравненной, очаровательной танцовщицы Айседоры Дункан» — этот вольный перевод фразы из нью-йоркской газеты он приводит в письме к Всеволоду Рождественскому. Поэт накрепко запил и вымещал свое недовольство на жене.

Приехав в Москву, Дункан в сердцах бросила Шнейдеру: «Я привезла этого ребенка на родину, но у меня нет более ничего общего с ним». Минуя год она уехала из страны. Поначалу планировала привести в порядок дела в Европе, забрать вещи и вернуться, однако в действительности так и не приехала в Россию.

Танцы без Айседоры

Школа целиком перешла под управление Ирмы. Отсутствие идейного вдохновителя привело к тому, что «Школа пластического танца» из учебного заведения превратилась в гастролирующую труппу. У девочек не хватало времени на размышления о природе танца — им нужно было получать деньги. Воспитанницы добрались до Китая, где представили публике несколько специально созданных тематических номеров: «Танец китайских девушек», «Танец памяти Сунь Ятсена», «Гимн Гоминьдана».

К финансовым проблемам школы добавились трудности с медицинскими инспекциями. Многочисленные проверки выявили серьезные нарушения норм гигиены — во время занятий малыши часто лежали на полу. Однажды, разозлившись на очередное замечание проверяющей комиссии о том, что малыши глотают пыль, Ирма отрезала: «Дети должны глотать пыль так же, как глотают угольную пыль рабочие Донбасса!» Было решено оставить школу в качестве «лаборатории героических мотивов».

Ирме Дункан тяжело давалось управление заведением, она была прекрасным педагогом, но с административными функциями справлялась плохо. После развода со Шнейдером в 1929 году она окончательно уехала из России в Америку. В Нью-Йорке она открыла собственную танцевальную школу, повторно вышла замуж, увлеклась живописью. Ирма Дункан выпустила несколько книг по теории танца, значительную часть в которых заняли объяснения феномена Айседоры, трагически погибшей в 1927 году.

После отъезда Ирмы школа не закрылась. Полтора года, с 1928-го по 1930-й, ученицы гастролировали по Америке — зарубежный выезд удалось организовать младшей Дункан. Они имели огромный успех у иностранной публики, о них писали газеты. Но в 1930 году советское правительство потребовало возвращения танцовщиц — и гастроли скоро закончились. Больше зарубежных выездов у школы не было, лишь поездки внутри страны.

Турне по России стало тяжелым испытанием: приходилось выступать в холодных залах, на неудобных дощатых полах. Все меньше времени оставалось у воспитанниц и для тренировок. Школу сменила «Концертная студия Дункан». У нее не было своего здания для занятий, однако это не помешало воспитанницам бывшей школы гастролировать и обучать новые поколения танцовщиц.

Студия окончательно закрылась в 1949 году на фоне борьбы с низкопоклонством перед Западом. В одной из газетных статей ее назвали «декадентским упадническим явлением». Во время хрущевской оттепели бывшие ученицы обратились к министру культуры Екатерине Фурцевой с просьбой восстановить школу, но в ответ получили несогласие. «Пластический танец утратил свое самостоятельное значение для советского зрителя» значилось в документе.

Истории трех учениц Дункан

Одной из самых талантливых русских учениц Айседоры Дункан была Мария Борисова. Девица родилась в Дрезне в семье рабочих — ткачихи и электротехника. Во время зарубежных гастролей о Борисовой восторженно писала нью-йоркская пресса: «Кто видел танцовщиц студии Айседоры, тот заметил ослепительную, стройную и прекрасную фигурой темноволосую девушку, которая кажется более гибкой и динамичной, чем остальные из этих юных замечательных танцовщиц, див и русалок в красных рубашечках. Марии Борисовой — 19 лет…» Удостаивалась девица и отдельных одобрений советских критиков. После отъезда Ирмы она некоторое время возглавляла «Концертную студию Дункан» и преподавала танцы, но яркой танцевальной карьеры так и не сделала.

Представительница древнего богемского баронского рода Валентина Бойе тоже была известной воспитанницей школы Дункан. Актрису и танцовщицу весьма любила публика. После смерти Айседоры она какое-то время была художественным руководителем ее школы, но далее по танцевальной стезе не пошла.

Татьяна Филиппова — одна из немногих воспитанниц, связавших всю свою жизнь с танцем. Ребенком ее отдали в сад при школе Айседоры Дункан. Произошло это в 1926 году, уже после отъезда основательницы. Татьяна вспоминала о забавной традиции, сложившейся в учреждении: мамы вышивали небольшие красные подушки с инициалами или именами дочерей и передавали в школу, а во время перерыва девочки исправно раскладывали их на полу и отдыхали. Запомнились маленькой Тате и танцы в алых туниках под «Интернационал», и то, как девочки подходили к кабинету Айседоры и пытались ухватить какое-то движение за дверью. Им казалось, что там раздаются шаги Дункан.

Татьяна не закончила школу танцев: ее отца перевели в советское торговое представительство в Милане, и семейство переехала. Филиппова поступила в балетную школу Ла Скала, а после возвращения в Москву — в школу-студию при Большом театре. Придя на работу в Музыкальный театр имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, она встретила раз бывшего секретаря Айседоры Дункан — Илью Шнейдера.

Он по-прежнему жил в том самом особняке на Пречистенке и сохранил многие вещи учениц, среди которых была и маленькая красная подушечка Таты Филипповой. «Я понимаю, что, разумеется же, школа Дункан не могла долго существовать, — говорила Филиппова. — Лишь Айседора была способна с таким великолепием исполнять свои танцы. Искусство балерины умерло совместно с ней. Но я счастлива, что пусть даже в далекие детские годы смогла приобщиться к этому великому искусству».

Источник: Правительство Москвы